ПЛОТЬ
Гутен морген, орднунг-режим!
Челюсть волкодавья крепка.
Мы с тобою в морге лежим,
В общей свалке два трупака.
Ты мертва, и я не живой.
Всё равно – смерди, не смерди.
Но моё плечо – на твоей
Белой неподгнившей груди.
Встретились случайно мы здесь.
Эрос наш слегка леденист.
Ты не оттолкнёшь – ну-ка слезь!
Каждый тут – нудист-дофенист.
Сутки на тебе я ничком,
К пипке прирастая пупком.
Не был мертвяком-трупаком –
Даже не мечтал о таком.
Даже прикоснуться не мог
К бёдрам дорогих недотрог.
Не переступал твой порог.
Парочкой нас выклеил рок.
Лучше бы живьём да вдвоём,
В койке, на песке, на траве…
Голых пошвыряли, как лом,
Пьяные солдаты ВВ.
Известь потолка шелуша,
В собственной своей наготе,
Близость эту видит душа…
Кстати, а твоя она где?
БАННЫЙ РОМАНС
Утомясь болтовнёй о Голтье и Рабанне
И оставив сие оголтелым рабам,
Я пошёл отдохнуть в натуристскую баню,
Где забыты давно и Голтье, и Рабанн.
Прошвырнулся кругом – кто-то чухал
кого-то,
Кто-то делал герлам сладострастный массаж,
Кто-то кисло фырчал от “Бахыта-компота”,
Кто-то вдруг произнёс: “Ой… привет тебе, Саш!”
То окликнула ты – потаённый мой
кладезь…
Вот где встретиться нам наконец довелось.
Столько лет я мечтал, не рискуя погладить
Эти айсберги плеч, это солнце волос.
Встрепенулась душа, хоть я видел
немало,
И в руке задрожал причиндальный кулёк.
Мини-юбку сложив, ты колготки снимала,
И бюстгальтер щенком под шубейкою лёг.
Ты с улыбкой, лучась от телесного
лоска,
Облизнулась при всех, недоступно близка.
Вот и трусики прочь, и блеснула полоска –
Палиндром волосков на листочке лобка.
А затем у парной с ожидающим людом
Я стоял за тобой в окруженье девиц.
Кто-то сзади налёг – и коснулся я удом
Чудотворной красы налитых ягодиц.
Ах, как я созерцал в изумлённом
восторге,
Как напротив меня, разомлев у печей,
В томной позе любви разомкнула ты створки,
Ничего не тая от влюблённых очей.
Ты цвела наготой, как на ложе экстаза,
-
Дивноликая жизнь, а не видеоклип.
Два медовых соска, словно нежных два глаза,
Целый мир исцелить и утешить могли б.
На ступеньках я влип в теснотищу и
хаос,
И красоток других задевал я бедром,
Но не в силах воспеть ни “Плейбой”, ни
“Пентхаус”,
Отчего я там был как живой космодром.
Ах, какие мне ты подарила мгновенья,
Светоносной ногой прямо в душу ступив.
Я так близко глядел на твоё омовенье,
С джентльменским кивком теплый душ уступив.
Не опишешь вовек и в поэме-нетленке,
Хоть в сонетном венке исступлённо долдонь,
Как от шеи к бедру и от паха к коленке
Лишь твоя – не моя – продвигалась ладонь.
Что блаженство и рай? Это самая
малость.
Это миг, что забыть даже в пекле нельзя.
Будто фея озёр, ты меж ног подмывалась,
Грациозной рукой по ложбинке скользя.
Под изящным задком исчезали воздушно
Блестки пенных клочков, как белье “от кутюр”.
Лучезарно чиста, вышла ты из-под душа,
Чтобы сцену мытья увенчал педикюр.
Улыбнулась ты мне, как нудистка
нудисту.
А по бане витал аромат новизны.
Тут я обнял тебя и решительно стиснул,
Осязая тепло необсохшей спины.
Слишком много сплелось неземных
впечатлений,
Стал мне третьим яйцом их поющий клубок.
В царстве сбывшихся грёз я не думал о члене,
Что заёрзал брюшком, щекоча твой лобок.
Пробудился во мне экстремист и
фанатик.
Я боднул, как баран, совершая таран.
И в стремительный миг семенной мой канатик
Разразился стрельбой, как испорченный кран.
Мой безумный порыв нас немножечко
сблизил.
Стоил моря ночей этот шквал в душевой.
И застыл мой гордец, как мороженый слизень,
И склонился в слезах с покаянной главой.
Ты рванулась из рук, огорчённо заныла
И к следам слюдяным опрокинула взор.
Я воскликнул: “Я сам!” – и схватился за мыло,
Потому что забыл, чем смывают позор.
Подоспел твой жених – час возмездия
пробил!..
А потом я порхал меж деревьев и труб,
А внизу индевел голышом на сугробе
Безнадёжно родной окровавленный труп.
Наши души – ЗК, наши косточки бренны,
И расставит Господь знаки “минус” и “плюс”.
Но ты сердцем услышь, как из адской геенны
Я о счастье твоём Иисусу молюсь.
****
На незагорелой горе ледовой
Щёк моих щенкам бы на миг прилечь.
Плачут крокодилы моих ладоней
По лечебным пляжам теплейших плеч.
Все миры Вселенной к тебе взывают –
Бойся, беспокойся, не отопри!
К облаку юбчонки твоей взмывают
Глаз моих пещерных нетопыри.
Череп мой – болото ночных
стремлений,
Где извожделелись под скучный хлюп
Ринуться в стремнину твоих коленей
Глупые лягушки прыгучих губ.
Крик твой беспощадный меня прижучит.
Чучело нахала свези в музей –
Встретишь ли там чудищ ещё прежутче,
Встретишь ли хотенья ещё мерзей?
***
От берёзок, от рябин и ракит
К зоне отдыха привёл автобан.
Пару свастик – насосочный прикид –
Прилепляю к дурковатым губам.
Ну ты брызжешься – из вод в синеву
Так фламингово взлетает нога…
Тут когда-то затопили Москву –
Провонявшую столицу врага.
Помнишь, книжками пылил педагог,
Просвещал о тех деньках золотых,
Как все сорок сороков синагог
В новорожденное море бултых!
Хазарьё запричитало – майн Готт!
Наши прыгали, кричали – зер гут!
Счастье есть, его не быть не могёт –
А куда же водомерки бегут?
Повернись-ка Индостаном волос,
Можно выпутать из них плавунца?
Боги Рейха, так нежданно – сбылось!
Краше солнца не бывает венца.
К чёрту щелкну лунный вой голубой –
Fuck yourself дегенерат-андрогин!
По-остляндски, по-родному напой
Мне куплеты про оргазмы вагин.
Чтобы в небо твой задор окунать,
В волны воли струйкой счастья сочась,
Я в том прошлом сам бы стёр каганат,
Вырыл море – чтобы всё как сейчас.
Здесь ли ползали халуп огурцы
И болтались гамаки хазарчат,
Где арийственно багровы дворцы
И нордические замки торчат?
На траве да голова к голове…
Ай, щекотно, лучше грудкой прижмись.
Я с утра тебе куплю “БМВ”,
Виллу с окнами на Фюреров мыс.
Будем солнышко в душе сберегать,
Выбегать на освежительный лёд…
Столько “Хольстена” в морских берегах –
Никакая тут Москва не всплывёт!
МОРСКОЙ ДИАЛОГ
- Мы одни в ночном заплыве,
Нет медуз – никто не слышит.
Знай, что в мире всех счастливей
Тот, кто выльется и слижет.
Ты представь, что это – струи
Баунтийского кокоса.
Поцелуйственно пируя,
Я ль диплом компрачикоса?
Волей неги, а не риском
Пахнет амбра на глазури.
Или грудь навстречу брызгам –
Словно смерть на амбразуре?
- Да, смерть!
- Разве страшен берег летний
Только с нашими глазами?
Разве жмёт наряд балетный
Из лобзаний и лизаний?
Разве песни не манили
Нас на остров Чанга-Чунга?
Поплывём назад к могиле,
Поплывём к могиле Юнга* .
Ты представь, что я “нью рашен”,
Стань звездою милосердья!
Страшен век, я тоже страшен,
Я кошмар, но разве смерть я?
- Да, смерть!
- А представь, что поплыла ты
Через море до Стамбула,
Потеряла в море ласты
И почти что утонула.
У Нептуна лапы склизки,
Ощутишь большой испуг ты,
Я схвачу тебя за сиськи –
И айда до Мёртвой бухты** .
Всю затрону без изъятья,
Будет миг ещё небесней.
Что б ты выбрала – объятья
Или смерть в солёной бездне?
- Да, смерть!
- Не прошу любить уродца –
Я ж не вырос душеглотом.
На плаву чего бороться,
Словно кракен с кашалотом?
Крым профукали раззявы,
Там не верят жёлтым лажам,
Там впотьмах плезиозавры
Прытко ползают по пляжам.
Все до тёплого охочи,
Все хотят на судно к Ною.
Ты представь себе их очи!
Смерть от них – иль ночь со мною?
- Да, смерть!
- Что-то мы в безбрежной шири,
Ни буя – такие дали!
Разве в Турцию решили?
Мы заплыли, заплутали.
До Стамбула ли, до дна ли
Добираемся – неясно.
Смерть вокруг, и смерть под нами.
Я проснусь иль тут увязну?
Дёрни ухо антиподу,
Укуси меня за копчик,
Неужели в эту воду
Мы вошли – с собой покончить?
- Да, смерть!
* На
берегу в Коктебеле.
* * За Коктебелем.
ПРО ЯЙЦА.
Отчего на солнце – жирафы?
Отчего на сердце – газели?
Отчего зелёные травы
Пташками шальными запели?
Я похож на пьяного зайца,
Скок-поскок у окон физзала.
У меня красивые яйца! –
Это мне Танюха сказала.
Просто улыбнулась Танюшка
И такое счастье шепнула.
Просто по секрету на ушко
Душу мне струной натянула.
Травы соловьисто распелись,
Словно славки, “Сливки” и “Спайсы”.
У меня особая прелесть,
У меня красивые яйца!
У кого – стихи “Илиада”,
У кого – две тыщи два прайса,
У кого – оклад в виде клада,
У меня – красивые яйца!
Родина надежд – у абхаза,
Солнечный прогресс – у малайца,
У поэта – тачка и хаза,
У меня – красивые яйца.
У Бенито Ладена – вера,
Зарево знамен – у Чубайса,
Партия с народом – у мэра,
У меня – красивые яйца.
Я мудёр, как Збигнев Бжезинский,
Даже круче Ричарда Пайпса.
Скажет Лиза Райс: “Обнажись-ка,
Мистер Вери Бьютифул Яйца!”
… А во сне индейцы шойошы
Присоединили полмира,
Переподчинили районы
От Памира и до Таймыра.
Врач меня похлопал по попе,
“Ну-ка, – говорит, – раздевайся.
В Северо-Восточной Европе
Удалять положено яйца.
В моде супермини-бикини,
А под ними круглая штука.
Будешь красоваться в Пекине,
Будешь ты женой Чингачгука.”
Мчусь я изо сна, как из чата,
Рыщу по окрестностям уда.
Вот мои родные яйчата,
Яйчики, яйчишки, яйчудо!
Мне без вас кранты (или кранты?).
Я кивал бы вами на скорость.
Яйцеобладателю гранты
Выпивши в у.е., Жора Сорос!
Что там – за бабёнками давка?
Всё едино – девка иль фотка.
Каждая из них – только справка,
Информационная сводка.
Трусики – хранители тайны,
Цензоры страшнее главлита, –
Чтобы не разведал случаааайный:
Брито – полубрито – небрито?
… Критик, за мотню не цепляйся!
Я досвирищу не для смеха:
“У меня красивые яйца” –
Формула любви и успеха.
Да воскликнет радостно каждый:
“У меня красивые яйца!”
Каждая да ближнему скажет:
“У тебя красивые яйца!”
Ложную стыдливость отбросьте!
Говори, народ, не стесняйся!
К нам все флаги с яйцами в гости
Слушать про красивые яйца!
2001 |
